Содержание
Калидонская охота
|
1. Пряхи судьбы 2. Предсказание 3. Праздник первого урожая 4. Вепрь Артемиды |
5. Охота 6. Распря 7. Пепел судьбы 8. Эпилог |
Пряхи судьбы
Разве есть что-нибудь в мире превыше, чем воля Зевса?
Разве не все в его власти? Разве есть предел могуществу его? Он видит все.
Он все знает. Он — царь над царями и повелитель богов.
И все же есть предел могуществу Зевса. Есть черта, за которой кончается власть
владыки Олимпа. Есть сила превыше его силы. Сила эта — Предопределение, имя
ее — Ананке-Неотвратимость. Никто не видел ее грозного неумолимого лика. Где
она обитает, — никто не ведает. Мудрецы говорят, что она вращает ось мира, и от нее
зависит судьба и богов и людей.
Можно лишь смиренно склониться перед неотвратимой
Ананке и подчиниться ей. Нет такой силы, которая смогла бы изменить что-нибудь в том,
что предназначено и богам, и смертным.
Судьба мира — в руках Ананке. Судьбы людские — в руках мойр, трех ее дочерей1. В недоступной человеческому
взору потаенной пещере восседают они, и вершат свою предвечную работу. Когда рождается
человек, первая, Клото, извлекает из пряжи нить его жизни. Вторая,
Лахесис, соединяет нить эту с другими, то золотыми, то черными.
Жужжит веретено, тянется жизнь человеческая чрез горести, через радости — пока
третья, Атропос, своими ножницами не обрежет нить. Тогда наступает смерть
человека.
Таинственна эта работа. Лишь Гея-Земля, мать всего сущего, знает о ней, да
Аполлон, с тех пор, как основал он свой оракул в Дельфах. Через него и
люди могут узнать о своей грядущей судьбе. Случается, однако, что мойры сами являются
к людям с предостережением.
А происходит это так. На третью ночь после рождения
ребенка они незримо приходят в дом, становятся над колыбелью младенца и предсказывают
ему все, что должно с ним случится в жизни. Вот тогда их и можно увидеть, если,
конечно, мойры сами того пожелают.
Предсказание
Между пенистыми струями Ахелоя и широкими водами
Эвена лежит гористая страна Этолия. Самым большим городом этой страны
был город Калидон. Правил некогда этим городом царь Ойней с женой
своей, прекрасной Алтеей. Жили они в любви и согласии и дожили, наконец,
до великой радости, — рождения сына
2.
Поздним вечером, когда, по обычаю, на третий день отпраздновали амфидромии и
новорожденный был наречен Мелеагром, села Алтея перед горящим очагом и в
трепетном свете жарко пылавших поленьев стала любоваться своим сыном. Сладко
причмокивая, малыш мирно спал в своей колыбели.
«Каким вырастет мой первенец? —
глядя на него, думала Алтея. — Будет ли счастье сопутствовать ему? Будет ли судьба к
нему благосклонна?»
Незаметно бежало время. Давно все стихло в доме. Уже первая треть ночи вступила в свои
права3. Догорели в очаге
смолистые поленья, и только одна, самая большая головня еще светилась в темноте
тревожным густо-малиновым цветом. Вдруг словно легкое дуновение ветра пронеслось по
комнате, и у изголовья колыбели возникли три едва различимые во мраке фигуры старых
сгорбленных женщин.
«Радуйся, царица, — сказала одна из них, — твой Мелеагр будет самым красивым юношей во
всей Этолии». Вторая продолжила: «В силе и ловкости ему не будет равных». А
третья добавила: «Только если успеет возмужать, ибо роком суждено ему умереть, как
только догорит полено, что тлеет в твоем очаге».
Сказали и исчезли. «Что это, сон? — прошептала Алтея. — Или правду говорят, что мойры
иногда являются смертным в зримом облике? Нет, я не спала и ясно слышала: «как только
догорит полено…» Быстро выхватила царица тлеющую головню, потушила ее покрывалом и
спрятала на самом дне заповедного ларца, в котором хранила свои украшения и любимые
наряды.
«Это теперь моя высшая драгоценность, — подумала она, — жизнь моего сына!»
Праздник первого урожая
Прошли годы. Мелеагр вырос и действительно стал самым
красивым, самым сильным и смелым юношей во всей Этолии, — гордостью родителей и
надеждой сограждан.
А было это в то время, когда Триптолем, исполняя волю своей великой наставницы
Деметры, учил людей хлебопашеству. Прилетел он на своей крылатой колеснице к
царю Ойнею и был с честью им принят. Зазеленели калидонские нивы, потом налились
тяжелым колосом, обещая богатый урожай. Радовался Ойней: «Теперь, думал он, можно
забросить охоту, это жестокое и кровавое дело. Теперь хватит еды жителям Калидона и
без убийства ни в чем неповинных зверей».
И вот, милостью Деметры, созрел на полях Калидона обильный урожай. Решил Ойней
принести его начатки двенадцати олимпийским богам, алтари которых были
установлены на городской площади.
Был разожжен священный огонь, запели авлосы,
наигрывая торжественную мелодию. Многочисленная толпа жителей Калидона окружила алтари,
и царь начал приношение. С молитвой произнося имя бога, он сыпал в огонь горсти
золотистого зерна, — сначала Гестии, богине хранительнице домашнего очага,
с благодарности к которой всякий благоразумный человек начинает богослужебное дело;
затем Зевсу и Гере, владыкам Олимпа и покровителям государства и семьи; потом
Посейдону и Деметре, богам волнующегося моря и волнующейся нивы; Гермесу,
надежному другу смертных; Гефесту и Афине, учителям всех ремесел;
Дионису и Афродите, от коих всякий восторг на пирах и в любви; Аполлону,
царю кифары и владыке Дельф, вещающему смертным волю Зевса и веленья рока.
Высыпав горсть зерна на алтарь Аполлона, Ойней остановился. «Здесь рядом алтарь Артемиды, царь! — заволновался народ. —
Не должно лишать чести ни одного из великих богов Олимпа! Воздай же благодарность и ей!»
«Она — богиня охоты, — презрительно ответил царь, — с тех пор, как питомец Деметры
научил нас хлебопашеству, нам более не нужно ее жестокое дело».
На этом закончил Ойней бескровное приношение.
Вепрь Артемиды
Не простила богиня охоты дерзновенных слов царя и решила наказать Ойнея. Вывела она из своих
заповедных нагорных лесов чудовищного вепря. И принялся вепрь опустошать поля Калидона. Истоптал он
своими копытами нивы, вырвал клыками своими каждый колосок. Многие пытались убить этого зверя, но
словно неуязвимым был вепрь, — стрелы и копья отскакивали от его толстой шкуры, не оставляя даже
царапины, и самые опытные охотники гибли под ударами его огромных клыков.
Тогда жители Калидона стали просить Мелеагра, чтобы он, самый могучий витязь Этолии,
устроил облаву на чудовище. С радостью согласился Мелеагр и обещал освободить страну
от этого бедствия. Кликнул он клич, — и самые отважные юноши со всей Эллады
стали стекаться в Калидон, чтобы принять участие в славной калидонской
охоте4.
Первыми пришли два брата царицы Алтеи5.
С почетом были приняты они как ближайшие родственники царской семьи. Потом явился
богатырь Анкей. О его великих подвигах ходила громкая слава. Говорили, что все
олимпийские боги покровительствуют ему. Прибыли из Мессении братья — могучий
Идас и зоркий Линкей; из Афин — победитель Минотавра
Тесей; из Иолка — Ясон, вождь аргонавтов; из
Ларисcы — Пейритой, верный товарищ Тесея, из Фтии — Пелей;
из Лакедемона — Кастор и Полидевк; из фессалийских
Фер — знаменитый Адмет. Последней пришла из лесистой Аркадии
охотница-дева по имени Аталанта. Была она стремительна в беге, как самая
быстроногая лань. Она то и привлекла всеобщее внимание не только тем, что была
единственной девой, пожелавшей принять участие в калидонской охоте, но и тем, что
обладала божественной красотой.
Нечего и говорить, что многие из героев, начиная с царевича Мелеагра, стали просить
ее руки6.
Но Аталанта всем
отвечала одно и то же: «Выйду за того, кто убьет калидонского вепря». «А если ты своей
рукой поразишь зверя, кто тогда будет твоим избранником?» — спрашивали у Аталанты. Но
она со смехом отвечала: «Тогда я останусь девой, — этого я больше всего и желаю!»
Только братья Алтеи не разделяли общего восторга перед красотой Аталанты. «Боюсь я
ее, — сказал старший младшему, — если это не сама Артемида, то уж наверняка одна из
ее нимф«. С затаенной тревогой другой ответил: «Да, за оскорбление, нанесенное
царем Ойнеем, Артемида может послать беду пострашнее вепря».
Девять дней узнавали охотники через горных пастухов, в какой чаще устроил свое логово
чудовищный зверь. Девять дней пировали гости царя Ойнея, перемежая застолье с
упражнениями в метании копья и стрельбе из лука. Один только Анкей или спал до полудня,
или пил вино кубок за кубком. «Мне не жаль вина, — заметил ему как-то Мелеагр, —
но как ты будешь охотиться с руками, дрожащими от неумеренно выпитого вина?»
Рассмеялся Анкей и ответил: «Не беспокойся, царевич! И вепря убью я, и на Аталанте
женюсь.
Потому, что боги даровали мне выполнение трех моих желаний. Два моих желания
бессмертные уже исполнили. Но одно у меня еще осталось в запасе, и божественной силой
третьего свершиться то, о чем я попрошу!»
Охота
Наконец логово зверя было найдено. На рассвете двинулись охотники к
отдаленному угрюмому ущелью, где скрывался вепрь Артемиды. Собаки и сети были бесполезны в предстоящей охоте:
не было таких крепких сетей, которых не смог бы разорвать вепрь словно паутинку, а собаки, едва учуяв чудовище,
или разбегались, поджав хвосты в разные стороны, либо, жалобно поскуливая, жались к ногам охотников. Против
такого зверя надо было идти только с копьем в руках.
Охотники разбились на пары и цепью углубились в чащу. Мелеагр шел в паре с Анкеем.
Продираясь сквозь бурелом, они все дальше и дальше шли в лесные дебри. Вдруг послышался
треск ломающихся сучьев и гулкий шум падающих деревьев.
«Ну, слушай же!» — сказал Анкей Мелеагру. Молитвенно воздев руки к небу, он произнес:
«Вот мое третье желание! О боги, дайте вепрю жизнь исторгнуть мне!» Мелеагр остановился.
Какая-то тревожная еще не осознанная мысль промелькнула у него в голове.
Через мгновение Мелеагр понял, что Анкей обречен. «Что ты наделал, несчастный! —
закричал царевич, — о чем попросил ты богов? Два смысла в твоей просьбе! Кто кого
должен убить — ты вепря или вепрь тебя? Просьбу твою можно понимать и так, и эдак!
Как поймут ее боги?»
Побледнел Анкей. Ему показалось, что над его головой раздался чей-то смех. «Это
Немесида, — подумал он, — грозная богиня возмездия». В страхе бросился бежать
Анкей, да поздно уже было. Выскочил вепрь из чащи и помчался прямо на него, сверкая
своими налитыми кровью глазами. Анкей метнул свое копье, но рука его дрожала от страха
еще больше, чем от выпитого накануне вина. Промахнулся он, и копье попало в старое
трухлявое дерево.
Еще мгновение — и сам Анкей, пораженный смертельным ударом огромных
клыков, упал на землю.
Все охотники, бывшие поблизости, устремились к взбешенному вепрю. Вот сверкнуло копье
одного из братьев Алфеи, затем другого, но напрасно — зверь, чуя опасность, изменил
направление своего стремительного бега и копья братьев просвистели мимо. Тут раздался
громкий голос Аталанты: «В сторону все!» Увидели охотники, что Аталанта, подняв свое
копье, грозная, как сама Артемида, стоит на пути вепря. Полетело копье девы-охотницы
и вонзилось чудовищу в бок. Брызнула кровь его, но и только. Еще больше рассвирепев
от раны, бросился зверь в сторону Аталанты. И она бы разделила участь Анкея, но
Мелеагр, словно окрыленный опасностью, настиг вепря и вонзил ему копье в брюхо.
Раздался скрежет зубов, и повалилось на бок чудовище, обильно поливая кровью пожухлую
прошлогоднюю листву7.
Распря
Кончилась охота.
Громадный мертвый зверь лежал у ног Мелеагра. Но не
радовала охотников победа над свирепым чудовищем. Смерть Анкея печалила их. Один
только Мелеагр торжествовал, и как победитель, и как жених. Братья Алтеи косились
на него, считая Мелеагра повинным в смерти Анкея. «Не смог защитить товарища, —
перешептывались они, — а за Аталанту тотчас вступился».
Все-таки обычай требовал принести благодарственную жертву Артемиде, а после поделить
добычу. Охотники соорудили из дерна простой алтарь, сняли со зверя шкуру, — она, а
также голова его должна была быть наградой победителю.
Молва об истреблении калидонского вепря уже разлетелась по окрестностям. К месту
охоты спешили люди, чтобы своими глазами увидеть поверженное чудовище. Все славили
охотников и более всего Мелеагра. По рукам пошли кубки с принесенным заранее вином.
Только Аталанта не пригубила ни глотка. Молча стояла она в стороне, и даже не отвечала
на похвалы за свою смелость.
Наконец пришла пора делить охотничий трофей. Мелеагр поднял руку, требуя тишины, и
сказал: «Тушу зверя мы разделим поровну, — всем будет вдоволь. Шкура и голова заранее
назначены тому, кто убил зверя. Значит, они по праву принадлежат мне. Но я хочу отдать
почетный трофей тому, кто, как первый ранивший вепря, имеет на него, после победителя,
наибольшее право. А это — вы все видели — сделала Аталанта!» После этих слов Мелеагр
взял Аталанту за руку и подвел ее к исполинской голове убитого зверя.
«Неслыханное оскорбление! — закричал старший брат Алтеи. — Тебе, видно, дорогой
племянничек, любовные шашни дороже священного долга крови. Я — как ближайший
родственник царицы — имею на почетный трофей не меньше прав, чем эта девица, чья
слабая рука лишь ранила вепря!» С этими словами он оттолкнул Аталанту, поставил ногу
на загривок мертвого чудовища, и продолжил: «Не смей, женщина, прикасаться к добыче,
не присваивай себе мужскую славу! И не слишком полагайся на свою красоту! Если тебе
удалось очаровать глупца Мелеагра, который готов отдать тебе все, то я равнодушен к
твоим прелестям!»
Засверкали от гнева глаза Мелеагра, слова оскорбления затмили его разум.
Не помня
себя, схватил он копье, еще красное от крови вепря, и бросил его прямо в грудь
обидчика.
«Убийца! Нечестивец! — крикнул младший брат царицы Алтеи. — Ты пролил кровь брата
своей матери! Ты будешь проклят богами! Ты с позором будешь…» Но в это мгновение и он,
бездыханный, упал рядом с телом брата, пронзенный вторым копьем, метко брошенным
Мелеагром.
Все произошло так быстро, что никто не успел вмешаться. Теперь было уже поздно.
Понурив голову, Мелеагр стоял над телами своих дядьев. Молчали и все остальные
свидетели кровавой распри.
Убийца. Палач родной крови. Всех оскверняющий своим присутствием. Вот во что
превратился недавний кумир всего народа. Никто этого не говорил, — Мелеагр знал
это и так. Все разошлись молча, и не помышляя о разделе роковой добычи. Исчезла и
Аталанта, невольная виновница несчастья, — куда и как — этого никто не видел.
Побрел домой и Мелеагр. Встречные робко сторонились его, никто не решался с ним
заговорить.
У слухов длинные ноги — все уже знали о преступлении царевича.
Пепел судьбы
Алтея с восторгом и гордостью слушала рассказ
своей престарелой кормилицы, первой узнававшей все новости, об охотничьем подвиге
своего сына, когда в ее покои вбежала взволнованная служанка и запричитала:
«Горе, царица! Великое несчастье! Оба твоих брата убиты. Танатос уже унес их
души!»
«Кто? — Почему-то очень спокойно спросила Алтея. — Он схвачен?
Как его имя?» Служанка упала на колени, прикрыла руками голову и тихо ответила:
«Нет, не схвачен, потому, что он — твой сын, Мелеагр.»
Тягостная тишина повисла в покоях. «Оставьте меня все, — сказала Алтея, — я должна
остаться одна.» Итак, ее сын пренебрег честью дома, честью царского рода. У эллинов
любовь к братьям самая святая после любви к родителям. «Другого мужа я могу получить,
если потеряю первого, — думала она, — других детей боги мне тоже могут послать.
Но братьев я потеряла раз и навсегда8.»
Невозмутимая, как богиня мщения, Алтея сама развела в очаге огонь и открыла заветный
ларец. Одно за другим вынимала она из ларца свои украшения, потом наряды, переложенные
душистыми травами. На самом дне, завернутое в тонкое покрывало, лежало смолистое
обгоревшее полено. Когда Алтея взяла этот залог судьбы, руки ее задрожали. Медленно,
словно неся непомерную тяжесть, она подошла к очагу и бросила полено в огонь.
Пламя сразу жадно охватило его. Царица смотрела, как жизнь ее сына обращалась в
пепел.
А в это время Мелеагр в одиночестве медленно брел к дому. Жгучая боль, внезапно
возникнув под сердцем, расползалась по его телу. Скоро она стала нестерпимой, но
Мелеагрг, превозмогая ее, все шел и шел, хотя уже понял, что живым до дому ему
не дойти. Он ничего не знал про предсказание мойр, про роковую связь между поленом,
догоравшем сейчас в домашнем очаге, и этой невыносимой болью.
Он просто ждал, когда
смерть избавит его от этой боли. Когда в очаге остался лишь пепел, дыхание Мелеагра
растворилось в дуновении ветра9.
***
Огонь в очаге давно погас, а Алтея все глядела на остывающий пепел. Она знала:
скоро дом наполнится рыданиями, над телом сына будет ломать руки царь Ойней,
будут плакать сестры Мелеагра, Деянира
10 и Горга. Отец потерял сына,
сестры — брата. Пусть оплакивают царевича те, кто вправе его оплакивать. Она это
право потеряла. У нее осталось только одно право — распорядится собственной жизнью.
В покоях Ойнея нет никого. Там, на стене висит его меч. Вот он то ей и нужен.
День калидонской охоты клонился к закату. Высоко над морем, догоняя в скорбном полете
заходящее солнце, вместе летели в обитель вечного мрака пять теней: Анкея, Мелеагра,
Алтеи и двух ее братьев.
© 1997-2001 ПРЦ НИТ
Украинские застройщики не собираются снижать цены на жилье | Новости недвижимости — ЦОПэнерго
|
|
|
РџРѕ его словам, учитывая сокращение объемов капитальных вложений РІ жилищное строительство, РІ будущем предложение жилья РІ новостройках будет уменьС?аться. Рђ СЃРїСЂРѕСЃ Рё цена Р±СѓРґСѓС‚ расти.
