Материалы |
10.11.99г. Права человека и выход из «чеченского тупика» |
| Способность решать основные общественные и политические вопросы путем откровенного и принципиального диалога — важнейший признак реального существо-вания гражданского общества. Внешнее «монолитное единство» неисламской части российского общества в вопросе о вооруженном подавлении Чечни скрывает глубо-кий психологический раскол. Его не снять идеологическими заклинаниями и лихими публицистическими выплесками.  Я убежден,что «вторая чеченская война» на 90% продиктована психологическими причи-нами. Уже было столько сказано, что она была порождена очевидным желанием силовиков и президентского двора взять реванш за унижения «первой чеченской войны». Не последнюю роль, конечно, сыграла и жгучая досада за внешнеполитическое поражение на Балканах весной 1999г., когда Россию упорно не хотели считать великой державой и выделять ей оккупационную зону в Косово. Как прозрачна была нехит-рая предвыборно-политической комбинация в пользу Путина с очередной маленькой победоносной войной! Но все это не сработало бы (как не получилось сплотить общество военно-патриотическим угаром 5 лет назад), если бы не главное — неистовое подсознательное стремление ра-зобщенной и закомплексованной многолетними неудачами (коммунизм — не построили, рыночные реформы не заладились, демократия и правовое государство — пустые декорации, первую чеченскую войну позорно проиграли и т.  д.) нации объединиться вокруг чего-тосветлого и дружно поразить сверхзло. Скажем честно, что созданный изощренной пропагандой и выпестованный массовым подсознанием образ чеченца — этакий гангстер-фун-даменталист — идеально подходил на роль суперзлодея. Знакомая и такая сладкая иллюзия — если вытеснить из сознания свои недостатки и перенести их на чужака, то, уничтожив чужака, как бы «очистишься». Ни сколько не оправдывая чеченских гангстеров, отмечу, что ежедневного набора ужасов из бесчисленных «криминальных хроник», «петровок,38» и «дорожных патрулей» достаточно для обоснования ракетных ударов по самым разным городам и весям России и уж тем более по Москве. Еще неизвестно, до какого скотства скатилась бы наша страна, если бы некий могущественный внешний враг разрушил бы большую часть городов и промышленности и убил каждого 6 россиянина. А ведь пропорциональный ущерб Чечни от нашего вторжения 1994-96гг. много превосходил ущерб СССР в Великую Отечественную войну.  А перед этим былиорганизованные и оплаченные российскими властями рейды наемников на Чечню, фактическая оккупация ими севера Чечни. Разве это не напоминает басаевские действия в Дагестане? И разве не был Басаев ударной силой Москвы против Тбилиси во время Абхазской войны? Но вернемся ко второй чеченской войне. Она была фактически запрограммирована настырной и искусной пропаган-дой ненависти российских СМИ еще в мае-июне 1999г., когда и речи не было о броске басаевцев на Дагестан и никакие дома еще ни кем не минировались. Кстати, год назад вовсю призывали запретить КПРФ за неотмежевание от Макашова. Но отвратительная юдофобская риторика Макашова, возбуждения против которого уголовного дела безрезультатно добивались от Генпрокуратуры прошлой зимой — верх сдержанности и поликорректности по сравнению с призывами к истребительной войне с Чечней (при действующем мирном договоре!), вплоть до требований применения оружия массового поражения, которые наполняют эфир и страницы газет с июня месяца этого года! И та же психологическая снова, та же травмированная постоянным унижением массовое сознание самым серьезным образом препятствует политическому (т.  е. мирному) решению кризиса.Очевидно, что капитуляция чеченцев перед лицом безжалостной силы будет означать для них моральное самоубийство. Но и для федеральных войск даже не поражение, но оперативная пауза в ходе боевых опера-ций — опять политики и правозащитники не дали добить! — принесет с собой, по меньшей мере, крах всей после-августовской — 1991 года — политической системы, которую назвать демократической или реформаторской уже не возможно. Вспомним историю. Очень многие сходятся на том, что дорогу к кошмарам 20 века открыла Первая мировая война. По словам Анны Ахматовой, до августа 1914-го любить было проще, чем ненавидеть. Затем восторжествовали непрестанные поиски врагов. Такая же как осенью 1999г. шовинистическая взвинченность толп и циничная ставка элит на «патриотизм» толкнули в июле 1914г. европейские державы в пожар Первой мировой войне. Сумей тем душным летом европейские правительства, не опасаясь обвинения в предательстве высших национальных интересов, собраться, пусть даже на плохо организованную мирную конференция, это без труда разрядило бы стреми-тельно разрастающийся кризис.  Ведь нестрашней же, в конце концов, был сараев-ский кризис, чем успешно урегулированные перед этим оба кризиса из-за раздела Ма-рокко. Когда в демократических кругах говорят о желательном мирном урегулировании в Чечне, то любят сравнение взаимоотношений России и Чечни палестинско-израильским конфликтом. Дескать, во имя мира пришлось сесть за стол переговоров со вчерашними террористами, добиться компромисса и заключить мир после полувека (и даже больше) ожесточенной вражды. Но эту картину необходимо дополнить иным видением. Лишь относительно небольшая часть палестинцев сделала ставку на отстаивание своего независимого государства. Большая часть палестинского народа нашла себя в арабском мире или в рамках Израиля. Чеченцы буквально прижаты к стене: они не могут почти поголовно уйти от российских войск, как ушли в 19 веке в Османскую империю сотни тысяч черкессов. Чеченцы не нужны и ненавистны на большей части России — как евреи в тридцатые годы в Германии.  И унаших милиционеров такой наметанный глаз, что можно обойтись без желтой звезды. Стыд за раздавленный танками Будапешт, за оккупацию Чехословакии два десятилетия жег российскую интеллигентскую совесть. Сколько талантливых произведений было вдохновлено чувством отщепенчества еврея или демократа в 40-70-ые годы! Тут история ставит эксперимент: либо за войну в Чечне и повальную кавказофобию Россия будет неистово морально страдать лет сто, либо — это будет уже иная Россия и ее гуманистическая традиция в культуре оказалась полностью истрачена прощальным перестроечным всплеском и остался только запассионарив-шийся великорусский этнос. Но продолжим сравнения. Еще в 1996г. известнейший современный историк и этнограф В.Топоров предложил (в журнале «Родина») свою схему: Чечня — это восставшая Иудея времен Веспасиана и Тита [сотрутся их имена], а РФ — Первый Рим. Вывод историка: федералы могут победить, только поставив чеченцев перед выбором: либо безоговорочная сдача и униженное (но с определенной национально-культурной автономией) существование в рамках Российского государства, либо полное уничтожение.  Именно так, напоминает В.Топоров,поступили в 70 г. н.э. окружившие Иерусалим римляне, заставив в итоге мятежную Иудею — точнее, ее равнинную часть — покориться Империи. До тех пор, пока, по мнению В.Топорова, победа сулит Чечне независимость, а поражение — лишь высокую самостоятельность в рамках «ассиметричной» Федерации, то федералам невозможно рассчитывать на успех. Очевидно, что разработчики планов новой войны «учли» совет Топорова и пошли по римскому пути. Для облегчения морального и психологического принятия российскими массами самых жестоких мер, чеченцев полностью лишили мало-мальски приемлемого варианта отхода, буквально заставляя драться до последнего. Лозунг российской черни, особенно сиятельной черни: «Чечня должна пасть!» — это повторение заклинания римского пролетариата: «HEP!» (Иерусалим будет разрушен). В своем сравнении Чечни с античной Иудеей Топоров во многом прав. Нынешняя Чечня является таким же вызовом всей системе посткоммунистической России, какой непокорная провинция Иудея была для римского миропорядка.  Решимость чеченско-го ополчения в декабре 1994г. противостоять всей мощи России с ее тысячами танков, пушек и самолетов сродни своим «безумием» намерению кучки еврейских партизан в 66 г. н.э. атаковать легионы Нерона. Но если говорить о перспективе усмирения Чечни «по Топорову», то напомним: после падения Иерусалима в августе 70г. еще 3 года держалась против целой армии горная крепость Масада (см. к\ф «Крепость храбрецов»). Через пару десятилетий против Рима восстало еврейское население Крита и Египта, еще через сорок лет Иудею поднял на борьбу легендарный Шимон Бар-Кохба. Это произошло как раз в тылу у наступающего на персов импера-тора Адриана. Пройдут века и при виде фанатичных монахов, крушащих дубинами античную цивилизацию, прозорливые императоры будут издавать запоздалые эдикты о воостановлении Иерусалимского Храма… Но вернемся в наше время. Неизбежное разрастание конфликта скоро превратит сражающуюся Ичкерию в «Кубу исламской революции» или, если угодно, в «Рес-публиканскую Испанию мусульманского мира».  Как бы неизощрялась оказенненная пропаганда, наемники-исламисты — это «интербригадовцы» наших дней. Учтем следующее: для начавшейся 21 год назад в Иране мировой исламской революции, которая завязла сегодня в талибских окопах под Кабулом, чеченская война — это уникальнейший шанс обрести второе дыхание, обновить свои идеалы. Тем более, что ползучая либерализация Ирана лишает исторических перспектив основную базу исламского радикализма. Продолжаем сравнения с еврейской историей. Стараниями новой, формирующей-ся на наших глазах «национальной» российской элиты, наша страна стремительно превращается в «новый Израиль». В данном случае это значит — создать из России новый аванпост западного мира в его противоборстве с исламом. Уходящая «рефор-мистская», «демократическая» российская «элита» доказывала 1992-96г.г. свое право на господство, представляясь в качестве незаменимого борца с коммуно-фашистским реваншам.  Сменяющий ееправящий слой намерен подавать себя как единственную гарантию от радикального исламизма и террора. Поэтому для российской верхушки сейчас пойти на мирные переговоры с Грозным совершенно равноценно признанию демократами где-то лет 5 назад, что некий господин Ж. — это не некий грядущий Гитлер, но легко манипулируемый властями агент влияния в националистическом стане. При этом, «коварный Запад» вовсе не желает воспринимать «патриотическую Россию», как свой щит от натиска агрессивной цивилизации ислама (кланялся нам «любимый автор» Зюганова Хантингтон). Точно так же, как сладость патриотиче-скую легенды Пушкина о России, как о щите Ренессанса от татарского нашествия, доступна лишь невзыскательному отечественному слуху. На деле и татарская конница, честно выполняя свой феодальный долг, помогала доблестному вассалу Орды Александру Невскому в его разборках с «псами-рыцарями», и русские ратники отличались в боях за Яву.  Решисьнаследники Чингиз-хана продолжить свой анаба-зис к Последнему морю, в их рядах, а не против них, было бы большинство русских войск. Только ведь в Западной Европе царила «черная смерть» — куда ее завоевывать. И возвращаясь к певцу битвы цивилизаций Хантингтону: обычно самые жестокие войны шли между соперниками за доминирование в рамках одной цивилизации, а вовсе не между ареалами мировых религий. Даже крестовые походы против мавров велись куда рыцарственней, чем против альбигойцев или пруссов. Поскольку в ряды поборников «войны до победного конца» встали все самые не просто темные, но мерзкие силы современной России: генералы-садисты, гэбисты-провокаторы, администраторы-расисты и опьяневшие от запаха крови журналюги из породы информкиллеров, то «историческая педогогика» как-бы требуют поражения федералов. Тогда не усвоенный урок Афганистана и «первой Чечни» — нельзя сломить народ, сражающейся за свободу, будет вдолблен в нашу страну уже лет на сто.  Но ценой такого развитиясобытий будет не просто обвал недоделанной россий-ской демократии и распад Федерации (тут могут сказать — поделом вору и мука), но установления жесточайшего исламистско-большевистского режима на территориях Кавказа, покинутых федералами. Есть ли нормальный выход из этой ситуации — выход в интересах людей, а не честолюбивых бюрократических кланов? Правозащитное сообщество совершенно справедливо настаивает на безусловном приоритете прав личности перед различными групповыми интересами: партийными, государственными, национальными. Нацио-нальное возрождение, как и любой вид радикального движения — это почти всегда тяжкое интеллектуальное и эмоциональное опьянение масс и форменное издеватель-ство над духовной и культурной свободой. Однако в ряде случаев национал-сепаратизм диктуется потребностью в простом национальном выживании. Нет в мире силы, которая заставит чеченцев, объявленных в России архиврагом родины и человечества, чувствовать себя неотъемлемой частью нашей страны.  Чеченцыне будут покорно жить под оккупацией: показных гуманитарных подачек надолго не хватит (как не хватает южным Курилам, Сахалину и северам), а убийств, унижений и расправ горцы не прощают. Можно убедить (или принудить) этническое меньшинст-во не покидать многонациональное государство, но как без жесточайших репрессий заставить народ, уже создавший собственное государство, ставший полноценной нацией, вернутся в государство чужое, враждебное, еще недавно истреблявшее его? Можно ли было уговорить в пятидесятые годы Израиль (в котором был очень широко распространен язык германской группы идиш) войти в состав ФРГ — государства безусловно федеративного, крайне демократического и стоящего накануне экономи-ческого чуда? Более того, посмотрим на цепочку благоприятных последствий того, что в ноябре 1947г. в Палестине не вспыхнула бы палестинско-еврейская война. Ближний Восток не был бы полвека главной пороховой бочкой; не было бы всплеска арабского радикального национализма в побежденных странах и его тени — револю-ционного фундаментализма;не было бы мощной советской зоны влияния на Ближнем Востоке; не было бы палестинского инкубатора международного терроризма; вероятно, сложился бы в Палестине прочный арабо-еврейский симбиоз; антисеми-тизм не стал бы теневой госидеологией в СССР; не было бы нефтяного кризиса семидесятых и нефтедолларового допинга брежневщине, а значит экономические (а затем — неизбежно — политические) реформы начались бы в СССР на 15 лет раньше, шли бы энергичней, но планомерней… Всего этого сказочного сценария можно было бы добиться, хвати 54 года назад у британский властей мудрости преобразовать подмандатную Палестину в доминион.  Но колониальные власти жестоко пресекали попытки евреев, уцелевших от Холокоста, прибыть на Землю Обетованную. Еврей-ские радикалы ответили на издевательства над беженцами террором. Когда еврей-ский Джохар Дудаев — Давид Бен-Горион понял, что проще разбить дюжину арабских армий, чем добиться от премьера Бевина выполнения декларации лорда Бальфура о поддержке Англией еврейского национального очага, началось необратимое раскру-чивание спирали ненависти и насилия. Как положено, первыми жертвами войны стали терпимость и взаимопонимание. И сейчас очень трудно представить, что почти тысячелетие существовал арабско-еврейский культурный симбиоз. Рассматривая доводы против чеченского сепаратизма, отбросим «геополитиче-ские» соображения. Хотя нам действительно очень невыгоден окончательный уход Чечни, пропасть между ней и Россией — на века. 19 веков назад первохристианство соединило — после жуткого Александрийского погрома — представителей двух, до рвоты ненавидящих друг друга этносов — греков и евреев.  80 лет назад ранний большевизм объединилпредставителей увлеченно резавших друг друга народов Закавказья, славян и евреев на Украине. В третье чудо подряд — в появление учения, которое принесет быстрое моральное перевооружение и снимет проклятие племенной вражды — я не верю! Поэтому раны взаимной ненависти и недоверия придется лечить очень долго и «российская Чечня» — это такой же пустопорожний лозунг, как «французский Алжир» 40 лет назад. Кстати, нам и не снились те позиции, которые были у французов к 1962 г.: все крупные населенные пункты под контролем, выигра-ны основные сражения, создан многочисленный лояльный местный слой админист-раторов, подавляющее большинство алжирцев проголосовали на референдуме за союз с Францией — все втуне! Даже если легализация ухода Чечни вызовет эффект домино — это надо принять, как восход утром или неизбежный крах социализма. Каждое мирное урегулирование конфликта с Чечней было для России менее выгодно.  Чем дольше и ожесточеннейконфликт — тем хуже будут условия мира. Если даже большинство российского общества и даст морально-политическую санкцию на геноцид, то это не значит, что его удастся «успешно завершить»: мы еще не знаем, каких демонов выпустили из ада (впрочем, чеченцы будут их воспринимать ангела-ми-мстителями с пламенеющими мечами) и не купить еще несколько лет либераль-ных реформ ценой пирамиды чеченских черепов. Народ, готовый убивать ради своих интересов, вряд ли победит народ, готовый умирать за свободу. Очень весомы доводы против признания независимости Чечни психо-политического характера: унизительно, когда и этот народ от нас уходит, Великая Россия — это не Португалия или Индонезия, чтобы терять колонии. Есть, разумеется, и иные, не связанные с правом, препятствия к признанию государственного сувере-нитета Чечни. Сосредоточимся на главных аргументах против. Это соображения юридические (точнее, квазиюридические) и гуманитарные.  С моей точкизрения, правовая принадлежность Чечни к Российской Федерации на декабрь 1994г. была такая же фикция, как принадлежность РФ к СССР в день отмены Беловежского соглашения Госдумой в марте 1996-го. Чеченская республика вышла из СССР и РСФСР по той же процедуре, по которой, допустим, Литва вышла из СССР в марте 1990-го, УССР и БСССР — в августе 1991-г., РСФСР — в декабре 1991-го, а именно: решение принял президент или парламент, а затем — сильно после — провели рефе-рендум. В Чечне референдум о независимости задним числом не провели, лишь уважая Хасавюртовскую отсрочку с определением статуса — тогда, напомним, обещали ждать 5 лет. Теоретическую равноправность союзных и автономных республик установил ново-огоревский процесс. Учредительный процесс у нас толком не состоялся (Учредительное собрание подменили Конституционным совещанием), а то, что Шахрай или Филатов вписали в проект новой Конституции (безусловная легитимность приема которой вызывает ряд вопросов) некую «Чеченскую республи-ку» — при том, что она к тому времени уже 15 месяцев была Ичкерией — так это их придворное дело.  Чеченцев наКонституционное совещание не сильно звали. Вы-страивать республики по ранжиру: что можно Риге, нельзя Грозному — значит проявлять себя истинным ленинцем-сталинцем. Считать ли, что чеченцы недостаточ-но сувереноспособны потому лишь, что их — в отличие от Балтии, Польши, Финлян-дии и Закавказского Комиссариата — в свое время не признал Ленин? Или суверени-тет дарует лишь признание «восьмеркой» да Генеральной Ассамблеей ООН? Значительно важней гуманитарная позиция непризнания независимости Ичкерии. Жизнь показала: оставаясь в полуизоляции, при неукрепившейся государственности, чеченские власти не могут поддерживать самые необходимые и минимальные стандарты социального обеспечения, законности и порядка. Как, впрочем, и добрая половина стран на глобусе. Ведь и вполне легитимного императора людоеда Бокассо чествовал президент Франции лично. Императоры Веспасиан и Адриан были куда более умелыми и умеренными администраторами, чем восставшие против них Бар-Гиора и Бар-Кохба, де Голль был лучше руководил Алжиром, чем Бен Белла.  Но что-тонеукротимо влечет народы к свободе, не взирая на синяки и шишки, набиваемые об углы истории. Думаю, что стабильность может принести лишь включение Чечни в мощную и просвещенную систему более высокого порядка. Таких сверхсистем может быть реально три: Россия, панисламистское сообщество и, условно говоря, человечество — в лице его демократического авангарда — ОБСЕ. За три прошедших года РФ показала полную неспособность включить Чечню в легальную российскую экономическую, социо-культурную и политическую жизнь. И каждый залп по Грозному, каждый этап кавказцев из Москвы увеличивает дистанцию между Россией и Ичкерией. Силы паисламизма способны «поднять Чечню» (это осилит частным образом пара-тройка саудовских миллиардеров), но ценой за это будет превращение Ичкерии в Антиизра-иль — ударную силу Антизапада. Исходя из этого, предполагаю: наилучшим вариантом стало бы «косовское решение», а именно: в угоду лицемерию современного международного права Чечня временно фиксируется как часть РФ, в регион вводятся международные миротворческие и полицейские силы, через структуры ООН и ОБСЕ в Чечне назначается полностью автономная от Кремля администрация, республике оказывается вся необходимая гуманитарная и экономическая помощь, местной и международной полиции предоставляется возможность ликвидировать терроризм и киднэппинг, все беженцы, все выдавленные из Чечни русские, казаки получают возмож-ность возвратится, и, наконец.  в году этак 2005 проводятся выборы вУчредительное собрание Чечни и референдум по вопросу о самоопределению. Разумеется, необходимость согласится на интернационализацию урегулирования конфликта будет воспринята российскими властями как невыносимое унижение (ведь их психология предельно инфантильна), но такой вариант представляется самым разумным — федеральные части еще могут завоевать Чечню, но федеральные власти сами ее не обустроят и в нищей, оккупированной стране повстанческое движение будет переплетаться с бандитизмом (нечто вроде колумбийского «Сендеро Луминосо» и прочие современные герильи). В чем главная трудность мирных переговоров: любая юридическая казуистика со статусом Чечни немедленно упрется в один вопрос: имеют ли российские силовики и правоохранители, право, допустим, беспрепятственно арестовывать жителей Ичкерии? Если у них такое право есть, тогда не окажутся ли беззащитны чеченские политики, военные, предприниматели или интеллигенты перед нашей милицией, «органами» и прокуратурой? И учитывая это, естественно, что на такой статус Чечня не пойдет ни за что.  Тем более, что жизньпоказала — нашим правителям верить нельзя ни на грош и все их торжественные гарантии, вроде четырех мирных соглаше-ний с Чечней, не стоят и самого ломаного гроша. Не будет права у российских властей и правоохранителей чинить суд и расправу в Ичкерии — это и есть на самом деле независимость от России, как бы ее не называли. Другое дело, Чечня могла бы стать членом некоей сложной конфедерации на основе Российско-Белорусского союза, но в уставе этого союза записано коварное требование к участникам — обяза-тельно быть членами ООН. В тот момент, когда это условие «забили» в Устав Содружества, идея постепенного возвращения Чечни в Россию была похоронена. В стране военной демократии Чечне господствует далеко не европейское понимание прав человека и без широкого диалога российской и чеченской общественности популяризировать либерально-гуманистические ценности там будет сложно. Хотя для действительно просвещенного патриота Виктора Астафьева и для миллионов его единомышленников шариатское «народное правосудие» с его поркой пьяниц и хулиганов, публичными расправами с извергами-бандитами не выглядит столь уж ужасающе.  .. Чеченцы старательно загнаны в угол и готовы к любым действиям против врага, а в России — после 12 лет борьбы за демократию на основе прав человека — широко внедрен чекистско-фашистский принцип коллективной ответственности, наша страна вновь готова противостоять свободному миру, мешающему ей строить железом и кровью империю. Выбираться из этой клоаки ненависти и России, и Чечне придется вместе. И иной основы для мира, кроме старых добрых принципов соблюдения прав человека, я не вижу. |
[содержание] [оставить |
Турецкий. Москва. 2 сентября, 15.00
⇐ 35 85 ⇒
Турецкий забрал у Солонина ключи от своей «пятерки» и поехал домой. Он застал жену с дочкой буквально на пороге. Вид у них обеих был парадно-выходной.
На его вопросительный взгляд Ирина Генриховна милостливо сообщила:
– У нас культурная программа.
– И куда вы держите путь?
– В Музей частных коллекций, – браво ответствовала Ниночка.
– В Музей личных коллекций, – поправила педантичная мама.
– Я с вами, залезайте в машину, – скомандовал Турецкий. – А то что-то совсем темный стал в последнее время. Того и гляди, Пушкина от ене Магрита не отличу.
– Ты откуда знаешь про Магрита? – минут через десять подозрительно осведомилась жена. – Что-то не замечала за тобой такой эрудиции.
– Просветили, – скромно ответствовал Турецкий, въезжая на Волхонку.
Прямо перед ним висел большой щит «ене Магрит. Из собраний США и Европы». Надо же какое совпадение. Привет художнице Тютюкиной. Турецкий не выдал своего удивления ни единым словом, припарковался и вслед за своими дамами вошел вовнутрь.
Ирина и Ниночка быстро прибились к какой-то экскурсии, а Турецкий болтался чуть позади, и до него долетали отдельные слова:
– …приуроченной к столетию бельгийского мастера, одного из самых загадочных художников XX века, представлено 27 наиболее известных полотен и две скульптуры, которые дают возможность получить представление обо всех основных периодах творчества знаменитого сюрреалиста.
Турецкий заметил, как Ирина, что-то увидев, живо развернула Ниночку якобы в сторону более интересного экспоната. Интересно, что же такое жена не дала его дочери увидеть в воспитательных целях? Турецкий продвинулся вперед и оказался перед полотном с кратким и вразумительным названием «Изнасилование». Оно представляло собой женскую голову с пышной прической, на лице которой было помещено женское же тело. Турецкий вспомнил, конечно, он видел репродукцию, она оформляла скандальную книжку Генри Миллера «Тропик ака». Ну что же, впечатляет, очень впечатляет. Кажется, до него начало что-то доходить, что-то такое, относящееся к сути сюрреализма, к причудливым комбинациям сновидений…
Он перевел взгляд на следующую картину и еле-еле сдержал нервный смех. Винтовка в вертикальном положении стояла в луже крови. Кровь, судя по всему, из нее и вытекла. Внизу была надпись «Вернувшийся с войны». Абсолютная копия картины, висевшей в доме у Богачевой. И якобы принадлежавшей кисти художника-телохранителя Мальцева.
